На Netflix вышел «Граф» Пабло Ларраина — фантазия о жизни Аугусто Пиночета, который оказался бессмертным вампиром, скрывшимся от людских глаз. На минувшем кинофестивале в Венеции фильм удостоили награды за лучший сценарий. Алексей Филиппов размышляет, удалось ли режиссеру «Джеки» и «Нет» совместить вампирскую иконографию с бесславным портретом тирании.
«Я устал, я ухожу», — сообщает пяти великовозрастным отпрыскам 250-летний Аугусто Пиночет (Хайме Вадель), бывший диктатор и действующий вампир. Точнее, порядок действий в обращениях другой: сначала «ухожу» и кровосос, потом — «устал» и деспот. Урожденный Клод Пинош, он застал Французскую революцию, лизал гильотину, которой казнили Марию-Антуанетту, а её голову хранит до сих пор, как память о прекрасной упохе закатившейся монархии.
Умирать стригою невпервой: сначала он похоронил Пиноша, чтобы начать новую жизнь, борясь с революционным движением в разных странах (Гаити, Россия, Алжир), потом — Пиночета, утратившего поддержку и хватку в выпитой до донышка Чили. Очень-де вампиру обидно, что из десятилетий власти ему припоминают не столько кровожадность и борьбу с коммунистами, сколько воровство. Несолидно как-то. А тут еще возраст все-таки, промозглая погода на юге континента, бессмысленные наследники, сосущие отцовские подачки, и бессменная супруга Лусия Ириарт (Глория Мюнхмайер), с которой за 60 лет брака он так и не захотел делить бессмертие.
С уходом на вечный покой тоже возникает бюрократическая проблемка: как поделить наследство между Лусией и пятерней приживал? Граф, как Пиночет просил называть его домочадцев еще в «прошлой жизни», ссылается на плохую память и старательно избегает работы с документами. Так, на пороге продуваемой всеми ветрами вампирской виллы появляется Кармен (Паула Лухзингер) — специалистка по бухучету, а на самом деле — монахиня, которой велено изгнать из деспота злого духа. Точнее запланирован экзорцизм с элементами заказного убийства: дети понимают, что с жизнью Графу расстаться проще, чем с деньгами.
В саркастическом макабре о бессмертном немолодом тиране чилиец Пабло Ларраин, выросший на излете правления пиночетовской хунты, объединяет две фирменные темы: конкретную диктатуру («Вскрытие», «Нет») и безжалостный байопик («Джеки», «Неруда», «Спенсер»). Причем историю Пиноша-Пиночета-Графа излагает голос пожилой англичанки, которая заявится на финальный акт, но до поры остается незримой рассказчицей, напоминанием, что за каждым тираном стоит кто-то, прекрасно знакомый с неприглядной изнанкой масштабных деяний. В «Джеки» Жаклин Кеннеди (Натали Портман), наоборот, мифологизировала образ супруга, сравнивая его с королем Артуром и сетуя, что произведения искусства живут значительно дольше, чем простые (и не очень) смертные. Вот и Граф устроил у себя в подвале музей французской монархии, которую, мол, в извращенном виде пытался реконструировать в Чили. Кстати, к Римской империи, обсуждаемой в Интернете последние недели, кровопийца так же неравнодушен: самые вкусные, по его мнению, англичане, в чьих жилах он распознает нотки викингов и наследников Цезаря.
Встреча с Кармен разжигает в нем жажду (новой) жизни — как в пожилом ловеласе, уставшем сатрапе и даже ненасытном упыре. Старик начинает хорохориться и суетиться, что выглядит одинаково нелепо что с ходунками в ладонях, что с кровью на руках. Фильм Ларраина устроен как зеркальный лабиринт рифм, где дьявольские происки человека оказываются искажением божьих заповедей, диктатура — карикатурой на утопию, клановость — симуляцией семейного тепла, а пенсионерская властность — лишь жаждой накормиться чужой юностью.
Венецианская критика ставила Ларраину на вид определенную прямолинейность, чуть ли не плакатность, хотя черно-белый «Граф» пестрит оттенками, полутонами и перепадами настроений. В нем есть как нотки хоррора, так и моменты одухотворения — вроде по-шагаловки парящей Кармен, на миг разгоняющей тучи над вечно пасмурной обителью вампира. «Носферату» здесь встречает «Страсти Жанны д’Арк» — и в этой симфонии духовного ужаса, черпающей силы из поэтики 1920-х, образы Дрейера с Мурнау умножены калейдоскопом магического реализма и ненасытностью режимов Латинской Америки. [Впрочем, не только этого континента. >>]Впрочем, не только этого континента: рассказчицей и — спойлер! — матерью Графа оказывается Маргарет Тэтчер (Стелла Гонет), реально заступавшаяся за чилийскую хунту; здесь она еще одна уроженка Франции, познавшая прелести вечной жизни после скоротечного рабского существования.
В финале — разумеется, цветном и теплом — Пабло Ларраин предостерегает от веры, что темные времена остались позади. Как бы ни казалось, что нарциссичные кровососы-диктаторы, загнанные в угол, выскабливают из окружения последние соки, нельзя исключать их перерождение — буквальное или фигуральное. Подобных Графу не волнуют тягучие тысячелетия и прекрасные мгновения, запутанность коррупционных схем или выжженное поле наследия: сама смерть для них немыслима, а потому — должна происходить с другими. Есть не с большевиками, так с судьями Гааги или левеющей чилийской молодежью. Пока не кончатся люди — еда всегда найдется.
