Через пять лет после успешного дебюта «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов» режиссер Александр Хант выпускает вторую картину – «Межсезонье». В ней он продолжает тему безотцовщины и отсутствия диалога между поколениями, но главным объектом его исследования становятся современные подростки. Отправной точкой проекта послужило дело псковских Бонни и Клайда – 15-летних ребят, которые сбежали от семей, забаррикадировались в загородном доме с оружием, отстреливаясь от полицейских и транслируя происходящее в интернете. «Межсезонье» лишено фактических параллелей с трагедией 2016 года, однако реальная сила фильма – в его документальном методе.
В разгар подростковой вписки одноклассники Саша (Женя Виноградова) и Даня (Игорь Иванов), одинаково затерявшиеся и слегка одинокие в толпе юных, веселых и пьяных, как-то по-новому смотрят друг на друга и решают впервые заняться сексом. В этот чувственный для обоих момент в уединенную комнату шумного коттеджа врываются родители Саши, давно и намеренно пропустившей возвращение домой до комендантского часа. С раздраженными репликами в духе «полюбуйся на свою дочь» отчим полицейской закалки (Константин Гацалов) заталкивает едва одевшуюся девочку в машину. Саша его ненавидит, а маму (Жанна Пугачева) не понимает. Та, очевидно, устав от одиночества, выбрала «мужчину, который решает проблемы», и, по мнению дочери, предала себя, превратившись из лучшей подруги в заурядную домохозяйку, чей предел мечтаний где-то на уровне покупки нового дивана. Это совершенно не вяжется с картиной мира юной бунтарки, которую по приказу отчима теперь решено перевести на домашнее обучение.
Жизнь Дани, сперва более скромного по сравнению с Сашей, тоже далека от идеалов свободы, согласно подростковым меркам: гиперопекающая мать (Ольга Саханова) начинает тревожится, даже если сын просто закрыл дверь в ванную на защелку. Она продает косметику из каталогов Avon на дому, в то время как квартира представляет из себя, скорее, каталог вещей и мебели с цветочным принтом. Самого Даню женщина тоже воспринимает отчасти как нежное комнатное растение, нуждающееся в постоянном уходе, а не как стремительно взрослеющего юношу. И точно не как трудного подростка, готового одним днем уйти в школу и не вернуться, ведь в умных телепередачах говорят, что переходного возраста не существует.
Впрочем, героям «Межсезонья» нет дела до мнения передач и родительских ожиданий. Их разгорающийся бунт с подачи Саши, жаждущей устроить революцию внутри себя, вызван недопонимаем со стороны родных. Семьи ребят не назовешь несчастными, равно как и счастливыми; ведь в России семья, где ребенок растет без биологического отца, кажется ближе к состоянию «общепринятой нормы». Дома Саше и Дане не хватает честного диалога на равных и открытости взрослых: они хотят участия, а не контроля, не просят растворяться в воспитании, ведь у каждого ребенка в любом возрасте должны быть свои секреты (и даже тайники в заброшенном ларьке на случай побега). Но так как Хант рассматривает первопричины и развитие подросткового мятежа с плачевным финалом, яркая романтическая история о юности и вседозволенности очень быстро — по кинематографическому времени в течение суток — сталкивается с действующим законодательством. Список нарушений с реальными сроками катится на беглецов снежным комом, и во всем ускользающе юном и прекрасном видится фатальная обреченность. Потому в какой-то момент Саше и Дане кажется, что нет иного выхода, кроме как лететь в пропасть, подписав самостоятельно смертный приговор, подобно таким же отчаявшимся и незащищенным героиням «Тельмы и Луизы».
Если говорить о всевозможных отсылках, то Хант, в общем-то, не стесняется быть пост-пост, мета-мета. Отшельническая свадьба Саши и Дани в заснеженном «таунхаусе» заставляет вспомнить чехословацкие сказки в духе «Трех орешков для Золушки», эпизод протеста против продажи шуб отсылает уже к другой сказке – «Королевству полной Луны» Уэса Андерсона, а в целом в картине слышится эхо позднесоветского перестроечного кино. Проводником по подростковому миру, где цвета выкручены на максимум, а чувства накалены, служит музыка: если из буханки Витьки Чеснока звучали пацанские треки Хаски, FOLKPRO и группы «Грибы», то здесь время фиксируют запрещенный Face (рэпер внесен Минюстом в список иностранных агентов – прим. ред.) и (пока) не запрещенные Shortparis, «Дайте Танк!», «Пошлая Молли» и народный певец Антоха МС. «Межсезонье» с его клиповыми вставками, вязью граффити на стенах и «Спаси и сохрани» на фоне лесистых сопок говорит на языке подростков и буквально просит растащить себя на видеофрагменты и скриншоты.
Подступившись к хрупкому – или нежному, как у Соловьева, – возрасту, Ханту удалось избежать взгляда «с высоты прожитых лет». Он выступил, скорее, исследователем современного поколения. До съемок «Межсезонья» ВКонтакте появилась одноименная группа для поиска исполнителей главных ролей, где сложилось, можно сказать, комьюнити — и подписчики делились своим творчеством. Монологи участников кастинга о себе и отношениях в семье режиссер включил в начало фильма. Еще одним элементом достоверности стали уличные опросы с участием Саши и Дани, инициированные самими актерами и не прописанные в сценарии. И все эти реалистичные подробности добавляют фильму особую горечь, живость и глубину, а вымысел, где силовики осуществляют вооруженный штурм дома с подростками, все больше догоняет реальность. Потому и страшно.
«Межсезонье» в прокате с 23 июня.
